ОГЛАВЛЕНИЕ

4. Гонение Декия.

5. Гонение Валериана.

      Законодательными мерами императоров Траяна и Марка Аврелия и ограничиваются прямые враждебные отношения римской правительственной власти 2 века к христианам. Только уже в середине 3 века мы встречаемся снова с такими же законодательными мерами, направленными к стеснению христианства. Это было прежде всего при императоре Декии (249-251 гг.). Лактанций, писатель начала 4 века, говорит: «после многих лет спокойствия церкви богоненавистный Декий вооружился против христианства».

      Гонение Декия вытекало из его представлений о пользе и нуждах государственных. Он стремился к восстановлению и укреплению царства римского, уже начавшего, несмотря на свое кажущееся могущество, расшатываться и колебаться в своих основах. Он усвоил себе политику Траяна и Марка Аврелия, а потому гонение на христиан представлялось его уму необходимым условием выполнения начертанной им программы деятельности. Путем восстановления древне-римской государственной религии и древних нравов и обычаев он стремился предотвратить распадение государственного организма. Поэтому он возненавидел новую религию, делавшую такие великие успехи, готовую, казалось, восторжествовать над всем национально-римским. В христианах усматривал он главное препятствие к осуществлению своих предначертаний. Со всей энергией своего твердого характера схватился Декий за мысль искоренить христианство.

      Черты гонения Декия представляют не много особенного. Это гонение отличалось от других гонений в особенности тем, что простиралось на всех христиан империи, так что каждому из них предстояло неизбежное испытание в вере. Надобно было поступать так или иначе – либо засвидетельствовать свою веру, либо отречься он нее пред правителями, середины ни для кого не было.

     Например, в Африке назначен был даже срок, в который каждый христианин должен был дать решительный ответ: остается ли он при своей вере или отрекается от нее; и кто не давал никакого отзыва, тот почитался наравне с явными исповедниками, подлежащим осуждению. Причем не довольствовались тем, что тот или иной христианин отрекался от веры, но требовали, чтобы таковой фактически выразил уважение к языческой религии – через принесение жертвы. Но и этим не ограничились: наряжены были комиссии для отыскания всех, кто не являлся в назначенный срок для принесения жертв языческих. Повсюду расхаживали в стране фрументарии – особый род полицейских чиновников, задачею которых было отыскивать подлежащих суду вообще, а в частности христиан.

      Говоря о тяжести гонения, мы по преимуществу должны иметь ввиду правительство, – народ же языческий, напротив, заметно относился благодушно к христианам, не разделяя суровости властей. В течение продолжительного мира народ приучился жить с христианами по-человечески.

      Нужно сказать, что и христиане в это гонение со своей стороны отличались благоразумной осторожностью. Некоторые пастыри церкви, чтобы избегнуть грозящей им опасности, удаляются из среды раздраженных языческих властей и пребывают в каком-либо тайном месте до самого окончания гонения. Так поступили Киприан Карфагенский, Дионисий Александрийский, Григорий Неокесарийский- Чудотворец.

      Они делают это для того, чтобы сохранить свою жизнь на пользу церкви и общества на будущее время. Киприан Карфагенский, на которого за такое удаление смотрели некоторые неодобрительно, – например, его порицали за это римские христиане, – говорит в защиту своего удаления: «попасть в руки язычников и там исповедовать Господа – это первое победное отличие; осторожно скрыться, чтобы через то сохранить себя для Господа, – это вторая степень к славе. Только Христа оставлять не нужно, только потери спасения и утраты вечного жилища бояться надобно». Но лучше всего тот же Киприан доказал значение удаления пастырей во время гонений своею бдительной распорядительностью в отношении к пастве. Его письма, написанные из его уединения, служат памятниками его заботливости о духовном благе пасомых. В этих письмах, по его собственному свидетельству одним он «подавал советы», других «увещевал», иных «обличал»; одних «укреплял и утверждал», иных «обуздывал». Киприан в это время очень ревностно заботился и о материальных нуждах как исповедников, так и бедных в Карфагене. Полагают, что Киприан еще до времени открытия гонения скрыл имущество (он был человек не бедный), и потому конфискация не коснулась его.

      Нужно сказать, что примеру Киприана в бегстве от гонений последовали и многие другие христиане карфагенские; они оставили город.

      Дионисий Александрийский свидетельствует, что из среды Александрийской церкви скрылись от гонения, подобно тому, как и он сам, некоторые епископы и простые верующие.

     Гонение Декия сопровождалось великим опустошением в рядах тогдашних христиан, – не о мученической кончине многих из них говорим мы, – а о печальном отпадении от веры многих и многих христиан. По свидетельству Дионисия Александрийского и Киприана Карфагенского, современников гонения, оно ознаменовалось невиданным дотоле количеством отступников от веры – «падших». «Все поражены были тогда страхом (т.е. при объявлении указа) – говорит Дионисий. Многие из людей знаменитейших спешили сами выслушать определение (т.е. спешили сами в судилища, где обыкновенно обнародовались императорские указы и приносились жертвы); другие несшие общественные должности были призываемы к тому необходимостью; а некоторых вели друзья и домашние. Приходившие приступали к нечестивым жертвам. Одни бледные и трепещущие, казалось не с намерением принести жертву, а как будто бы сами должны были сделаться жертвою идолов, так что в окружавшей их толпе возбуждали насмешки, показывая всем свое малодушие и перед лицом смерти и при виде жертвы; другие подходили к жертвеннику с большей готовностью, стараясь доказать самой смелостью, что они и прежде не были христианами. Одни устояли до уз и темницы, а другие хотя и находились в заключении уже много дней, но потом, еще не дождавшись суда, отреклись. Были и такие, которые, вытерпев довольно пыток, на дальнейшие мучения не отважились». Так, по свидетельству Дионисия, отозвалось гонение Декиево в среде церкви Александрийской.

      В таких же печальных чертах описывает действие Декиева гонения на верующих и Киприан, излагая свои личные наблюдения над церковью Карфагенской того времени: «Тотчас – жалуется он – при первых словах угрожающего врага большое число братьев продало свою веру, и еще не быв опрокинуто бурею гонения само себя низвергло добровольным падением. Охотно, замечает он, бегут на торжище (где также объявлялись указы), добровольно поспешают к смерти (разумеется смерть нравственная – падение), как будто бы они рады представившемуся случаю, которого всегда ждали с нетерпением. Сколь многим правители делали там отсрочку по причине наступившего вечера и сколь многие просили даже, чтобы не отсрочивали их пагубы (т.е. чтобы дозволили принести требуемую жертву). Случалось, муж насильственно влек свою жену к идольскому алтарю, которая при этом вопила, обращаясь к мужу: «Не я это сделала, а ты». Так худо, по свидетельству Киприана, африканские христиане вели себя в гонение Декия.

      Не лучше было дело и в недрах церкви Римской, и в других местах.

      Впрочем, к чести тогдашнего христианского общества нужно сказать, что падших было много с начала гонения, а потом число их во время продолжения гонения значительно сократилось. Многие даже образумились: сначала было – отреклись от веры, а потом приняли на себя подвиг исповедничества. Так было, по крайней мере, в Карфагене. Но во всяком случае падших при Декии было очень много, прискорбно много.

      Где скрывается причина такого печального явления, такого равнодушия к вере, какого не замечалось во время предшествующих гонений?

      Ответ на это находим в характеристике Киприаном своего времени, из которой достаточно видно, что современные ему христиане слишком преданы были заботам о временном и мирском, так что среди этих забот они естественно сделались равнодушными к благам духовным. Они слишком осуетились, чтобы так стойко и крепко держаться за веру, как это было в предшествующие гонения; дух мира возобладал в них над духом Евангелия.

      Киприан, тщательно разыскивая причины печального явления, говорит: «Господь хотел испытать Свою семью, и так как продолжительный мир (до Декия лет сорок не было даже и больших народных гонений) повредил учение, преданное нам свыше, то Сам Промысел восстановил почти спящую веру. Ведь стали же все заботиться – укоряет Киприан – о преумножении наследственного своего достояния и, забыв о том, как поступали верующие при апостолах и как должны поступать всегда, с ненасытным желанием устремились к увеличению своего имущества. Не были готовы и не могли отступить перед жертвой те, которых подобно путам связывали их богатства. Это были узы, это были цепи, которые задерживали их доблесть, подавили веру, победили их ум, оковали душу, и привязанные сделались добычей и пищей змея, пожирающего, по Божию приговору, землю». «Весьма многие епископы – сетует Киприан, – которые должны бы увещевать других и быть для них примером, перестав заботиться о божественном, стали заботиться о мирском; оставивши кафедру, покинувши народ, они скитаются по чужим областям, стараясь не пропустить торговых дней для корыстной прибыли, и когда братья в церкви алчут, они, увлекаемые любостяжанием, коварно завладевают братскими доходами, и, давая взаймы, увеличивают свои барыши».

      Вместе с развитием любостяжания Киприан укоряет современное общество и во многих других пороках, не соответствующих христианскому призванию и свидетельствующих о потере тогдашним обществом чистоты христианской.

      «Не заметно стало в священниках – говорит Киприан – искреннего благочестия, в служителях чистой веры, в делах милосердия, в нравах благочиния», и о мирянах замечал: «Заключают супружеские союзы с неверными, члены Христовы предлагают язычникам. С гордой надменностью презирают пастырей церкви, ядовитыми устами клевещут друг на друга, упорной ненавистью производят взаимные раздоры».

      При таком упадке духа христианского в обществе верующих – заметим: отпадение от веры не представляет уже ничего особенно странного и непонятного. Дух мирской слишком обуял миром христианским. В этом отношении весьма примечательны еще обличения Киприаном современного ему щегольства между христианами. В Карфагенской церкви, по свидетельству Киприана, распространилась страсть к комедиантской гримировке: «Они чернят брови – жалуется на них Киприан, – на щеки наводят поддельный румянец, красят волосы в несвойственный им цвет, искажают подлинные черты лица и головы». Указывая на такой дух мирской, поработивший себе общество христианское того времени, Киприан ни на минуту не сомневается этим именно духом объяснить печальное явление – множество падших в гонение Декиево.

      Но было бы несправедливо, указав на множество падших в это гонение, не сказать и о том, что, несмотря на множество слабых и падших христиан, никогда прежде не являлось столько твердых исповедников веры и мучеников, как в гонение Декиево, не продолжавшееся и двух лет. Между ними по свидетельству Евсевия (6, 39) особенно знамениты были еп. Римский Фабиан, еп. Иерусалимский Александр и еп. Антиохийский Вавила. Много потерпел в это гонение знаменитый александрийский учитель Ориген.

     «Многие телесные истязания вынес он, по словам Евсевия, страдал в темнице от железных на шее цепей, в продолжение многих дней ноги его были растягиваемы на деревянном орудии казни» и пр.

      Между исповедниками встречаем и несовершеннолетних отроков, таким был, по словам Дионисия, в Александрии 15-летний мальчик Диоскор. Ни убеждения, ни пытки не поколебали его веры. Судья, однако ж, избавил его от смерти, принимая во внимание нежность его возраста. Множество готовых жертвовать жизнью за веру устрашало самих гонителей.

      По поводу известия о мужественном исповедании веры некоторыми христианами в Карфагене так восторженно писал Киприан: «Где найду я, о вы, мужественные братья, слова хвалы, достойные крепости вашей души? Вы претерпели жесточайшие пытки, пока не исполнилась ваша слава. Не вы уступали мукам, а муки вам. Полный изумления народ смотрит на эту сверхъестественную борьбу за Бога и Христа, смотрит, как рабы Христа остаются неустрашимыми в своей речи, непоколебимыми в своем духе, исполненными силы Божьей! Какое зрелище! Подверженные пыткам остаются тверже самих исполнителей пыток. Раздираемые члены одерживают победу над терзающими плоть когтями! Кровь льется, чтобы победоносным потоком утушить пламя гонения, огонь самого ада. Счастлива наша церковь, осиявшая такой Божественной славой, прославленная в наши дни кровью мучеников!»

Гонение Валериана.

      Кроме хорошего историки ничего не говорят о его характере и умственных способностях, но худо было для христиан то, что Валериан воспитан в школе Декия. Валериан при Декии занимал чрезвычайно важный государственный пост – должность цензора империи. Это была должность, имевшая большое значение в эпоху древнего республиканского Рима, но упраздненная Римом императорским. Эту должность возобновил Декий, вручив ее Валериану. Как цензор Валериан обязан был восстанавливать древние правила и нравы и авторитет законов. Проходя эту должность, Валериан еще при Декии уже мог хорошо познакомиться с христианством, понять, что это была грозная сила, неприязненная религии и нравам языческим.

      В первые годы своего царствования Валериан терпел христиан, может быть, потому, что не имел в виду лица, которое бы с успехом принялось за осуществление такой задачи, как гонение. Иначе пошло дело, когда император нашел себе советника и пособника по этому вопросу в лице некоего Макриана.

      Евсевий, называет этого человека «начальником египетских волхвов». Макриан является самым строгим и ревностным язычником. Он предан был языческим волхованиям и ревностно приносил жертвы, в этом случае он доходил до крайности: он приносил в жертву младенцев. (Евсевий 7,10).

      По известиям светских древних историков, он был замечательный полководец, человек чрезвычайно богатый, помогавший своими деньгами государству, его род в Риме был могуществен и пользовался уважением; по смерти Валериана Макриан заявляет претензию на самый императорский престол и действительно был провозглашен императором, но вскоре был убит. Этот-то Макриан побудил Валериана изменить его кроткое отношение к христианам на суровое.

      Гонение Валериана имеет две фазы развития: сначала оно имело в виду ссылку представителей христианского общества – епископов и прочего духовенства, а равно и запрещение христианских собраний, но потом оно распростерлось на всех без исключения христиан, перешло во всеобщее гонение.

      Первая фаза гонения. Со всеми условиями и требованиями открывшегося гонения при Валериане прекрасно знакомят нас акты допроса Дионисия Александрийского проконсулом Эмилианом. Акты указывают, что главной целью проконсула было отклонить от исповедания христианства самого Дионисия, в надежде, что «если он переменится в убеждениях, за ним последуют и все другие». Замечательны также требования, с которыми обращается проконсул к Дионисию; требования эти не были так строги и категоричны, как при Марке Аврелии и Декии. Убеждая Дионисия поклоняться богам языческим, Эмилиан говорит: «Кто вам препятствует вместе с богами нашими поклоняться и этому Богу (христианскому), если он Бог?»

      Правительство времен Валериана не говорит христианам, как это было при Марке Аврелии и Декии: «Отрекитесь от христианства», но говорит лишь: «Поклоняйтесь сколько угодно Христу, если вы считаете его Богом, но сделайте уступку и нам: не оставляйте в тоже время поклонения и богам римским, национальным». Римская власть, уже сознавая, что христианство сила, и сила могучая, хочет идти на компромисс с христианами, но она и в этом случае встретила не меньшее сопротивление.

      Дионисий Александрийский в ответ на разбираемое нами предложение Эмилиана отвечал: «Мы никакому другому богу не поклоняемся», – ответ слишком краток, но вполне ясен. Тогда Эмилиан, упрекнув его, что христиане и сам он слишком неблагодарны к милостям императора, объявил Дионисию следующую волю императорскую: «Вы не можете оставаться в этом городе, вас пошлют в пределы Ливии. Ни вам, ни другим кому ни под каким видом не будет дозволено делать собрания. А кто не явится в назначенное место или будет собирать собрания (богослужебные), тот приготовит себе опасность; в надлежащем надзоре недостатка не будет». Из этого приговора Эмилиана легко заключать, что на первый раз императорское приказание относительно христиан состояло: во-первых, в том, что епископы и прочее духовенство изгонялись в ссылку; во-вторых, в том, что запрещались богослужебные собрания христиан; в-третьих, в том, что за собрания назначалась кара. Виновные в несоблюдении этого предписания ссылались на каторжные работы в рудокопни.

      Требования эти языческим властям казались требованиями человеколюбивыми, гуманными. Но иначе смотрели сами христиане на дело. Они не изъявили готовности следовать воле правительства. И вот множество епископов отправляется в ссылку. Их жребий должны были разделять и те из мирян, которые в противность приказанию продолжали собираться для богослужения; последние наиболее ссылались в рудники.

     Указ императора, поднимавший гонение на христиан, был, однако же, полумерой, не достигавшей цели. По крайней мере, удаление епископов от среды общества христианского, в каком удалении надеялись найти средство ослабить и подорвать христианство, нимало в самом деле не отделяло пастырей от паствы. Они ревностно сносились с своими пасомыми письменно. Пребывая твердыми сами, епископы всеми мерами старались утвердить в вере и других, в особенности же мирян, сосланных в рудокопни.

      Вот, например, с какой одушевленной речью обращается он к сосланным, укрепляя их веру: «О, ноги, столь крепко скованные, которые раскует не кузнец, а Господь! О ноги, крепко скованные, которые спасительным путем направляются в рай! Тела не нежит в рудокопнях постель и перина, но его подкрепляет Христос Своей прохладой и утешением. Утробы, изнуренные трудами, лежат на голой земле, но лежать со Христом – не наказанье. Обезображенные положением и грязью, члены остаются немытыми, без бани, но духовно омывается внутри то, что вовне осквернено телесно. Мало там хлеба, но человек живет не одним хлебом, но и словом Божьим. Одежда не сберегает вас от стужи, но кто облекся во Христа, тот роскошно одет. Дыбом стоит волос на полуостриженной голове, но так как глава мужу Христос, то, какова бы голова ни была, она всегда прилична, потому что славна именем Господа. Вы остаетесь без божественной жертвы, но за то вы сами жертва Богу».

      Подобные письма производили на паству, в ее положении под гнетом гонений, самое доброе влияние. Исповедники в рудокопнях глубоко благодарили Киприана за его духовные и материальные заботы о них. Они при этом прямо заявляли, что прочитав послание Киприана они «сделались крепче, бодрее и одушевленнее к поднятию, если то случится, и больших мучений».

      Таким образом, пастыри церкви и в ссылке, вопреки намерению императорского указа, не переставали быть руководителями и подкрепителями своей паствы.

      А другие сосланные епископы делали еще более, они обращали места их ссылки в места проповеди евангельской. Таков был Дионисий Александрийский. Этот ревностный епископ сослан был в пустынное место в Ливии; о своем пребывании здесь сам Дионисий говорит так: «В Кефроне собралось нас много, так что составилась великая церковь – тут были и александрийские братья и природные египтяне. Бог отверз нам там двери слова. Сперва нас преследовали и били камнями, а потом многие язычники, оставив идолов, обратились к Богу, и тогда-то нами посеяны были первые семена слова Божия, которого они прежде не знали». Таким образом, ссылка епископов и других духовных лиц вместо того, чтобы ослаблять веру христиан, еще усиливала ее.

      Вторая фаза гонения. Гонение простирается на всех христиан без исключения, а не ограничивается, как доселе, одним духовенством. Из вышеизложенных обстоятельств император должен был убедиться в бесполезности первых своих мер. Отсюда Валериан издает другой указ, которым уже предписывалось полное гонение на христиан.

      Он предписывал: «Епископов, пресвитеров и диаконов не медля забирать под стражу, у почетных людей, сверх лишения достоинств, отбирать еще и имущество, и если они после того останутся непоколебимыми в христианстве, отсекать им головы.

      С изданием этого указа возгорелось страшное гонение на христиан. В это гонение церковь украсилась множеством мучеников.

      Об Александрийской церкви Дионисий пишет: «Перечислять наших (мучеников) поименно было бы излишне, потому что их много. Знайте по крайней мере, что мужчины и женщины, юноши и старцы, девы и старицы, воины и поселяне, люди обоего пола и всякого возраста получили венцы, то посредством бичей и огня, то посредством железа».

      Киприан с своей стороны свидетельствует о множестве мучеников в церкви Карфагенской: «Примеру священников – говорит он – последовала значительная часть народа; соединенная с своими пастырями узами крепчайшей любви, она разделяла с ними и темницу и рудокопни, она, как и предстоятели церкви, принесла исповедание и увенчалась».

      Замечательно, что гонение Валериана не имело отступников от веры, по крайней мере о таких нет исторических указаний.